Туристические страны мира

Надя с Лелей много гуляют по Парижу. Надя все хочет показать внучке исторические места ее молодости.

Смотри, Леля, вон мельница «Мулен де ла Галет». — Надя показала на ветхое деревянное строение, явно доживающее свой век. Леля вежливо ойкнула. Раньше здесь был открытый допоздна сад, эстрада. Когда-то художник с Монпарнаса Фернан Леже приводил сюда Надю. Здесь рисовали Дега и Пикассо, набрасывал свои эскизы Ренуар. По ночам Надя и Леже делали здесь то же, что и все остальные, — танцевали. Леже пытался перетанцевать знаменитого плясуна и не менее знаменитого художника Жоржа Брака. Но первенство в вальсе всегда оставалось за Жоржем, Леже приходилось удовлетворяться тем, что он рисовал Брака танцующим. Надя стеснялась танцевать, да и не умела толком, она просто смотрела на них — во все глаза, с любопытством и немного с завистью, в те легендарные для Монпарнаса довоенные времена она была здесь чужой: так, одной из многочисленных учеников Леже. Он тогда был женат, в ее сторону не смотрел, не вздыхал, а просто изредка брал с собой прогуляться.

Я тебе потом как-нибудь об этом расскажу, — обещает бабка.

Главное, Леля, надо уметь мечтать и стремиться за своей мечтой. Как гончая преследует добычу. Знаю, о чем говорю. Я ведь в бедняцкой, нищей, захолустной деревне родилась, в Белоруссии есть такой край на земле. Красивый! Я родилась 1904-м, отец батраком был, потом мы бедствовали, кочевыми стали.

В случайно подвернувшемся под руку журнале, в который соседка селедку заворачивала, одиннадцатилетняя Надя углядела статью про этот самый Париж. Будто бы это город людей искусста, и считалось что только избранные могли пригласить арфиста к примеру из Парижа, и там все с утра до ночи рисуют, поют и только этим живут. А Надька сызмальства рисовала на салфетках, на скамейках, на полях газет — да на чем придется. Кажется, она научилась держать карандаш раньше, чем ходить, уж и не помнит, кто ее к этому приохотил. Надька рисовала все подряд: сказки, свои детские фантазии или срисовывала с натуры — коров, лес, материну прялку, их шаткий деревянный стол с суповой миской. А после той статьи стала бредить Парижем. Кончилась спокойная жизнь Надькиной матери. После Первой мировой войны семья Ходосевичей осела в нищем белорусском городке Зембине, и через некоторое время грянула революция. А девчонка все рвется из дому. Ее братья и сестры — девять детей в семье росло — смирно сидят, коров доят, пряжу прядут, за хозяйством помогают присматривать, а эта шалая девка, словно подкидыш в семье.

На меня в деревне смотрели как на ненормальную! Вбила себе в голову дурь несусветную. Бывало, бегу с ведром на поле корову доить, а за мной братья вприпрыжку: «Надька, даешь Париж! Надька-а-а, даешь Париж!» Ох, раскидать бы их в разные стороны, но сижу, гордо поджав губы, и дою, дою...

А сколько раз из дому сбегала! Тряпочка вместо ленты в каштановой косе, в узелке краюха хлеба — она шла пешком в Париж. В один, в другой поезд ныряла зайцем, потом ее какой-нибудь дядя милиционер ловил и насильно домой возвращал.

Мать готова была в землю втоптать болтливую соседку, которая при Наде обмолвилась, что в Смоленске открылись Высшие государственные художественные мастерские.

Вот ты бы, Леля, что сделала? Тебя родители в лицей насильно запихнули, деньги за тебя платят, чтобы ты училась!